Газета Правда №12 1967 год

Мангистау (Мангышлак) в статье «Земля где поэт молчал» в газете «Правда» №12 от 12 января 1967 года.

ВЕЧЕРОМ, когда упрямый ветер пустыни, наконец, замирает и весь город слушает осторожную возню коротких каспийских волн, говорить становится как-то боязно. Довольно того, что шаги отдаются в каждом оконном стекле. Мы молча шли по бетону, облитому лунным светом ртутных фонарей.
-Шевченко мне нравится, -услышали мы за собой громкий торопливый голос. -И море -вот оно, и дома красивые. А зелень около людей сама вырастет. Шевченко сто лет назад вербу посадил, прижилась без всякой агрономии…
Молодой парень и девушка энергично обогнали нас и застучали каблуками впереди.
При первом слове спутник мой вздрогнул и обернулся, как будто узнал по голосу своего знакомого, но не поздоровался, не окликнул. Он лишь усмехнулся и после некоторого молчания сказал:
-Вы спрашивали: трудно ли мне показалось на Мангышлаке? Трудно. То и дело слышишь: Шевченко-порт, Форт Шевченко, город Шевченко, Шевченко-станция, дорога Узень-Шевченко. ЛЭП Шевченко-Узень. И самого Тараса Григорьевича Шевченко вспоминают чуть не каждый день. А мне каково… Боюсь, скоро перестану отзываться на свою фамилию.
Геннадий Иванович Шевченко засмеялся, и мне показалось, что, вопреки словам, его ничуть не удручает такое совпадение имен, он даже рад ему, потому что имя бурового мастера Шевченко в этом городе тоже произносят с уважением. В конторе объединения «Казахстаннефть» я видел белый плакат, где черными буквами написано, что бригада мастера Г. Шевченко установила рекорд скорости проходки скважин -4.757 метров на станок в месяц.
Рекорды, как известно, бывают разные. Иные ставятся так, что один кандидат в рекордсмены работает, а семеро вместо того, чтобы своим делом заниматься, бегают у него в подручных. О шевченковском рекорде был у нас с буровиками долгий и откровенный разговор. Но нет, все было по-честному, никаких особых условий не создавали бригаде, просто все люди там опытные и работали четко, все механизмы были нормально отлажены. Один Геннадий Иванович недоволен: считает, могли бурить быстрее, да случилась заминка с дизелем.
-Пять тысяч метров -вот реальная, но еще не рекордная скорость,— говорил своим товарищам бригадир Шевченко. И они соглашались с ним, потому что знали сами: если станок работает на высокой скорости, если бурение идет «ходом», настроение у людей поднимается, каждый делается втрое понятливей и расторопней. Но если вдруг что-нибудь застопорилось или не привезли вовремя какую-нибудь мелочь, механизмы то один, то другой начинают разлаживаться. словно подавленное настроение людей передалось им. Поэтому главное — не останавливаться.
Буровиков подводят дизели. Мангышлакская пустыня душит их жарой и пылью, двигатели быстро выходят из строя. Но недаром весь полуостров с запада на восток прошагала линия электропередачи Шевченко-Жетыбай-Узень. В середине ноября мастер Бурхайло прошел первую скважину на электроприводе. Скоро и другие станки подключат к линии, а дизели снимут и отправят туда, где без них пока что обойтись невозможно.
«Культурно будем работать», -лаконично говорят люди о том, что о отчетах называется техническим прогрессом, и обещают новые рекорды. Но дело не только в рекордах. Такая «культурная» перестройка сберегает на каждой скважине 24 тысячи рублей. Выходит, что за 1967 год одна Узенская контора бурения сэкономит более двух миллионов.
Культура производства — тема, близкая сердцу Геннадия Ивановича Шевченко. Он с живостью следит за всем новым, что появляется у других бригад. Радуется буровой мастер шевченковскому городскому пейзажу — лесу строительных кранов и новой ровной, как след ракеты, асфальтированной трассе, связавшей нефтепромыслы. С удовольствием наблюдает Шевченко движение тяжелых железнодорожных составов и танкеров с его нефтью.
Родом он из Воронежской области, а происхождением своей фамилии не очень интересовался. Зато зорко подмечает, как совершенствуется техника и как от года к году улучшается жизнь народа. Это Шевченко отчасти ставит и себе в заслугу: в свои 37 лет он успел пробурить немало скважин на Балканах, в Ставрополье и здесь, на Мангышлаке. А нефть, которую добывают из его скважин, приводит в движение мощную технику.

РАССУЖДЕНИЯ Геннадия Ивановича о технике, о ее значении в жизни народа напомнили мне строки Тараса Шевченко, которые он написал, возвращаясь из тяжелой мангышлакской ссылки. Вид парохода, ею неутомимо работающих машин поразил поэта своей абсолютной несовместимостью с отвратительным бытом крепостнической России. Пароход представился Кобзарю «каким-то огромным, глухо ревущим чудовищем с раскрытой огромной пастью, готовою проглотить помещиков-инквизиторов. Великий Фултон! И великий Уатт! Ваше молодое, не по дням, а по часам растущее дитя в скором времени пожрет кнуты, престолы и короны, а дипломатами и помещиками только закусит, побалуется, как школьник леденцом. То, что начали во Франции энциклопедисты, то довершит на всей нашей планете ваше колоссальное, гениальное дитя. Мое пророчество несомненно».
В украинской и русской литературе фигура Кобзаря — одна из самых выдающихся и самых трагических. Народный поэт прожил сорок семь лет, и 34 из них был невольником, вначале крепостным и десять лет солдатом, согласно повелению самого царя Николая I сосланным «под строжайший надзор с запрещением писать и рисовать».
Петербургские художники вырвали его из рук помещика, передовая русская интеллигенция, так же, как Шевченко, ненавидевшая самодержавие и крепостничество, поддерживала Кобзаря в годы ссылки.
Из Оренбурга Шевченко был отправлен в самое губительное место, в Новопетровское укрепление на полуострове Мангышлак. И хотя в укреплении многие люди с симпатией отнеслись к ссыльному и, как умели, помогали ему нарушать высочайшее указание (Шевченко написал здесь цикл повестей), за семь лет его пребывания на Мангышлаке мы не находим стихов. Лишь в 1854 году во время войны с Турцией он высказал несколько гневных стихотворных строк о палачах в коронах, в грызне за кость проливающих мужичью кровь.
Семь лет Кобзарь не писал стихов. Без сожаления оставил он тоскливую, бесплодную землю, где ему выпало столько горя. Он уехал на рыбачьей
лодке и, должно быть, недолго смотрел на исчезающий вдали плоский берег. Его привезли туда здоровым и сильным, возвращался он больным седобородым стариком. «Если бы я был изверг, кровопийца, -писал Тарас Григорьевич, -то и тогда для меня удачнее казни нельзя было бы и придумать»…

С БУРОВЫМ мастером Шевченко мы идем по городу, названному именем народного защитника и страдальца. Город чист и светел даже ночью. Окна большие, яркие. Люди красивы, прямы и одеты прекрасно.
Город молодой, ему еще расти да расти. Не хватает жилья, мало в нем клубов, кинотеатров. Чтобы попасть на хороший фильм, надо долго стоять в очереди. Но несколько лет назад на этом месте вдоль бараков стояли длинные очереди за водой, а теперь в каждой квартире — ванная и душ. Живут люди в современных зданиях со всеми удобствами. А в бараках — конторы.
-Мы не спешили переводить их в новые дома, -объяснил секретарь горкома В. К. Захаров, -надо было устроить нефтяников, чтобы они могли как следует отдохнуть. Работа у них трудная. А времянки постепенно сносим, но это дело не самого близкого будущего, потому что народу приезжает к нам с каждым днем все больше…
Если за семь лет ссылки Тараса Шевченко Мангышлак совершенно не менялся, то за последние семь лет полуостров сделался неузнаваемым. Семь лет назад многие считали мангышлакскую землю бесперспективной, а теперь все называют ее «сокровищницей», «жемчужиной», «нефтяной житницей» страны.
Кроме обширных залежей нефти, газа и ценных руд, у «безнадежного» полуострова оказалась масса других богатств. Одно из них — ракушечник, которого на Мангышлаке очень много. Из этого материала возводят стены домов и заводов.
Карьеры, где добывают ракушечник, похожи па стадионы, только вместо трибун — каменные желтые ступени, а по «полю», постепенно углубляясь, ползают электрические режущие машины. Здешний ракушечник лучше керченского или одесского, он гораздо плотней.
Среди наших новых городов, к сожалению, немало получилось «близнецов», похожих друг па друга, как железнодорожные вагоны. Шевченко же не спутаешь не с каким другим. Он только еще наполовину отстроен, и у него свое неповторимое лицо. Улицы многих новых городов завалены строительным мусором, и любоваться ими хорошо с самолета или ночью с какой-нибудь горы. Шевченко особенно красив днем. Стены домов, сложенные из ракушечника, в солнечную погоду радуют чистыми линиями и множеством светло-коричневых оттенков.
Когда вам попадет в руки новенький бумажный рубль, прежде чем согнуть, вглядитесь в его раскраску: это тонкие и выразительные цвета Мангышлака. И так же, как рубль обеспечивается всем достоянием Союза ССР, будущее полуострова определено вложенными в него силами народа. Мангышлак с каждым месяцем дает все больше нефти и становится сильнее. Каждый камень, положенный здесь в фундамент дома, каждая скважина, пробуренная на полуострове, каждая тонна нефти, добытая из недр, прибавляет силу советскому рублю.

ГЕННАДИЙ ИВАНОВИЧ уехал на буровую утром. Миновав городские улицы, автобус вышел на прямую черную автостраду, прорезающую пустыню с запада на восток. Чистый ветер зазвенел в проемах окон. Давно ли добирались в Узень и Жетыбай, задыхаясь в густой пыли?! Это были долгие и мучительные путешествия. А теперь как будто промыслы придвинулись к городу.
Автобус чуть покачивается. Нефтяники оглядывают привычный пейзаж: серая пустыня, верблюды и ни одного кустика на многие десятки километров. Казахи, русские, азербайджанцы, армянин, украинец, татарин, башкир, белорус молча слушают песню ветра, усиленную стремительным движением машины. И само собой вспоминается другая песня — о широком Днепре, о вербах, гнущихся на сердитом ветру.
Пройдет время, будут шуметь сады на Мангышлаке, и потомки с благодарностью назовут имена первопроходцев-геологов, нефтяников, строителей, шоферов и среди них не забудут помянуть добрым тихим словом поэта-революционера Тараса Шевченко.

С. Богатко