Пионер 1935 год

Мангистау (Мангышлак) в рассказе «Бои за Каспий» в журнале «Пионер» за 1935 год.

Был Сергей Миронович всегда сухопутным человеком. В Астрахани в 1919 г. пришлось ему стать моряком. И удивительно, как быстро, на вид будто играя, на самом деле напряженно и настойчиво, ознакомился он с особенностями морского дела, с вождением судов, с тактикой морского боя.
Как известно, Каспийское море — море закрытое: со всех сторон оно окружено сушей. Корабли по этому морю ходят только те, которые там же и построены.
В то время фактическими хозяевами моря были англичане. Но, конечно, суда свои они туда`провести не могли. Оставались там две канонерки от царского Каспийского флота. Взяли англичане торговые пароходы, прежде плававшие по Каспийскому морю, обшили их броней, поставили на них пушки. Пойди, возьми их! Этот флот плавал по Каспийскому морю, обстреливал советские берега, высаживая десант.
И вот пока англичане были хозяевами моря, над Астраханью все время висела опасность: ну, прогнали их сегодня, а завтра они опять могут придти, опять обстреливать, опять грозить красной Астрахани.
Дело было не только в Астрахани. Астрахань была местом, где красные войска копили силы, чтобы овладеть всем Каспием. Каспием нужно было овладеть, чтобы восстановить советскую власть в Азербайджане, помочь бакинским рабочим сбросить со своей шеи англичан, получить нефть, которая нужна была революции.
Для этого нужно было уничтожить флот противника. Но как же это сделать? С суши морские суда не завоюешь. Для того чтобы взять морской флот противника, нужно выставить против него свои боевые корабли. Нужно, значит, добыть свои миноносцы, откуда-то достать крейсера. А город отрезан от моря сторожевыми заставами английских миноносцев. Для кораблей есть только одна дорога, и то не морская, а речная.
Владимир Ильич Ленин много думал об астраханском фронте. Наконец, он решил: если нельзя послать корабли морем, пошлем их речным путем. И вот из-под Кронштадта, из питерского порта, петляя по речным излучинам, пробираясь через шлюзы Мариинской системы, поплыли на помощь Астрахани военные суда красного Балтийского флота.т Морские корабли не приспособлены к речному плаванию: у них большая осадка, того и гляди сядут на мель. Питерцы выбрали корабли полегче, освободили их от лишнего груза, топлива дали чуть-чуть, в обрез, и корабли пошли, в опасных местах цепляя волжское дно своими острыми, морскими килями. Питерские корабли пришли в Астрахань. К этой флотилии добавили несколько торговых пароходов, обшили их броней, назвали их броненосцами и крейсерами. Это легко сказать: обшили броней и назвали броненосцами. День и ночь шла работа. Астраханские рабочие, жившие на голодном пайке, отдавали последние силы, переделывая и перестраивая суда. Сергей Миронович был душой этого дела. Он всегда был механиком в душе, только условия не позволяли, а здесь механика нужна была революции и он влезал во все дела, сам прикидывал, как что нужно делать. Видно было, что это его любимое дело. И вот в устье Волги появился морской военный флот. Тут были и миноносцы, и истребители, и даже 3 подводных лодки — всего около 40 судов, по тому времени грозная сила.

ВЗЯТИЕ ФОРТА
Однако, пока эти 40 кораблей стояли в волжском устье, они для противника были не опасней 40 яликов. Почему? Во-первых, потому, что до моря от Астрахани добрых 60 километров морским каналом. Да и после канала не сразу начинается открытое море. Там мель, которую трудно пройти. И корабли начинают чувствовать себя кораблями в воде, а не рыбой на мели, только на 12-футовом рейде за 150 километров от Астрахани. Однако это еще не все. 40 кораблей становятся грозной и могучей силой тогда, когда они научились вместе действовать, как говорят моряки, тогда, когда они сплавались. А пока эти морские суда не сплавались, это не флот, а просто собрание кораблей. При встрече с противником корабли этого флота будут беспомощно тыкаться то в одну, то в другую сторону, тогда как сплававшийся противник будет действовать как единый бронированный кулак.
Значит, задача была такая: прежде всего выйти в море, пробиться сквозь неприятельские заграждения, занять удобную гавань и в этой гавани, в свободном море, собрать корабли в боевую единицу.
Этой операцией взялся руководить Сергей Миронович лично. Было это весной 1919 года. Пасмурным днем, следуя друг за другом, вошли в морской канал все 40 судов Астраханского флота. По этому каналу нужно было пройти с молниеносной быстротой, так, чтобы не заметил противник, так, чтобы самолеты не нащупали эти корабли сверху. С большим трудом суда прошли к вечеру этот канал и к ночи были на 12-футовом рейде. Тут нужно было запастись топливом.
Не успели еще корабли проделать это, как на горизонте показался противник. Противник пошел одновременно и с моря и с воздуха. Наши моряки рвались в бой. Однако Сергею Мироновичу вовсе не хотелось подставлять еще не сплававшиеся суда под снаряды и бомбы англичан. Он постарался сделать этот бой по возможности более коротким. Ему помогла темнота. После того как противники обменялись несколькими выстрелами, Кирову удалось оторваться от врага.
Но Сергей Миронович пошел не обратно, в дельту Волги, а налево, к форту Александровскому, на восточном берегу Каспийского моря. Это там была удобная гавань, там была радиостанция, через которую вели друг с другом переговоры Деникин и Колчак, там поднималось партизанское движение против белых генералов.
В форте Александровском шла обычная для того времени жизнь. Фронта там очень близко не было. Работала радиостанция. Белые офицеры развлекались, как могли, в этом унылом городишке, брошенном между степью и морем.
Когда кировская флотилия появилась в Александровской гавани, никто и подумать не мог, что это большевистские корабли. Откуда им быть здесь, в закрытом море, да еше в таком количестве? Белые опомнились только тогда, когда отряды моряков начали занимать одно за другим учреждения белых. Но первым делом Киров стремился занять радиостанцию.
Сергей Миронович хорошо знал, чего стоила эта радиостанция на морском берегу. Две огромные белые армии — колчаковская на востоке и деникинская
на юге — с двух сторон осаждали Советскую республику. Они дрались порознь, на двух фронтах. Астрахань была тем местом, где они хотели соединиться.
Если две армии соединяются, они становятся сильней не вдвое, а, по крайней мере, вчетверо. Сергей Миронович с 11-й армией и держал эту астраханскую крепость, на два фронта сопротивляясь белым армиям.
Эта вот маленькая радиостанция на почти пустынном берегу была единственной связью между армиями Деникина и Колчака. Через эту станцию они переговаривались. Сюда Деникин слал свои планы. Отсюда они передавались Колчаку.
Кирову удалось занять эту станцию так быстро, что радисты не успели опомниться. Белые с обеих сторон продолжали посылать свои секретные шифрованные телеграммы, и все расшифровшики, какие только нашлись на большевистских кораблях, морща лбы, сидели над расшифровкой донесений белых. Киров был в курсе всего, о чем говорили между собой Деникин и Колчак. Получилась игра в телефон, как ребята играют: Деникин на ухо, чтобы никто не слышал, шептал Кирову все свои самые секретные планы, а Сергей Миронович, перевирая их так, как хотел, «шептал» это через казакстанские степи, прямо в ухо самому Колчаку. Какая каша от этого получалась на белых фронтах, можно себе представить!

НЕУДАЧЛИВЫЙ ГЕНЕРАЛ
Вот как-то получает Сергей Миронович радиограмму из занятого белыми города Петровска о том, что едет в форт Александровск белый генерал Гришин-Алмазов. Едет этот генерал на небольшом судне, лайбе, и сопровождает его в опасном переходе, наискосок через Каспийское море, вооруженный корабль. И Сергей Миронович решил поймать этого морского генерала.
Киров послал навстречу генералу миноносец. И когда конвоирующий лайбу военный корабль, подойдя довольно близко к Александровску, ушел назад, в Петровск, не зная, что большевики в двух шагах, красный миноносец подплыл вплотную к генеральской лайбе. Это произошло очень быстро. Команда белых слишком поздно заметила грозящую опасность. Она стала отстреливаться. Но что могли сделать винтовки и пулемет против вооружения миноносца? Стреляя с таким расчетом, чтобы не потопить лайбу, миноносец подходил к ней вплотную. Офицеры на паруснике видят уже, что спасения нет. Они заметались по палубе, в ярости стреляя в матросов. А матросы уже на палубе. Видя, что все пропало, что больше сопротивляться нельзя, что впереди красный плен, офицеры с отчаянья стали прыгать в воду.
Генерал Гришин-Алмазов, когда увидел, что миноносец близко, побежал вниз, в машинное отделение. Он пытался взорвать котлы. Однако это не легко было сделать. Ах, если бы он раньше подготовился к такой встрече! Если бы он раньше приготовил здесь динамит, пироксилин, чорта, дьявола, чтобы можно было взорвать эту несчастную лайбу вместе с большевиками! Если бы он заметил раньше! Теперь сделать ничего нельзя. Генерал со злостью. отшибая кулаки, стучал по железному днищу котла. Ничего не выйдет! Он побежал опять к себе наверх. Генерал слышал уже топот матросских ног за своей спиной. Задыхаясь, он прибежал в каюту, запер дверь за собой двумя оборотами ключа. Пока матросы прикладами выбивали дверь генеральской каюты, генерал судорожно сжимал рукоятку своего револьвера. Последние пули — в них, и самую последнюю — в себя. Моряки с миноносца застали генерала мертвым.
Хорошо, что не удалось неосмотрительному генералу потопить свое судно: в его каюте моряки нашли ценнейшие материалы. Генерал ехал к Колчаку. Он вез ему письмо Деникина. В этом письме Деникин признавал Колчака верховным правителем России: в этом письме он слал ему свои планы об’единения белых армий. Гришин-Алмазов не успел уничтожить ни этого письма, ни своих дневников.
И вот весь красный флот стоит в бухте у форта Александровского.

НОЧНОЙ ПОХОД
Генерал Гришин-Алмазов был захвачен, а белые все еше не знали, что в гавани этого форта стоят все корабли большевиков. Но с минуты на минуту они могут это узнать, и тогда весь этот флот, все корабли, стоявшие бок о бок в тесной гавани, можно было бы уничтожить и с моря и воздушной бомбардировкой. Передышку, которую сами того не зная, давали белые, нужно было использовать. Ждать нельзя, нужно торопиться выступать в поход. Киров уже получил приказ из Москвы: разбить флот противника на море, уничтожить его базу на острове Чечень, напасть на город Петровск. К этому времени в Петровске должно быть поднято рабочее восстание.
Сергей Миронович проработал весь план очень точно и детально. Командиры судов получили от него все указания, до самых малейших. Он сам разрабатывал сигнализацию для судов.
Сергей Миронович делал все, для того чтобы выполнить успешно боевую задачу. И все-таки не был уверен, что вся эта операция пройдет хорошо. Флот до сих пор еше не стал боевым флотом и оставался собранием кораблей. В маленькой гавани не развернешься. Флот там мог только стоять. Двигаться он мог в открытом море. И Сергей Миронович решил выйти в море, попытаться, может ли флот ва несколько дней сплаваться и получить боевое значение. Да было уже и пора. На третий день после занятия Александровска на горизонте, с моря, показались два самолета. Когда они приблизились, оказалось, что это два бомбовоза. Они стали кружиться над заливом и бросать бомбы. Не попасть им было трудно. Корабли стояли тесно как сельди в бочке. Самолеты нужно было прогнать во что бы то ни стало. Своих самолетов не было. «Бух-бух» — взрывались бомбы в заливе. Миноносец «Москвитянин» получил уже пробоину.
Тогда заговорили наши орудия. Все ближе и ближе к самолетам стали расплываться белые облачка. Это разрывались наши снаряды. Самолеты улетели.
Пора было выходить в поход.
Ночью большевистские корабли вышли из гавани и взяли направление на остров Чечень.
На самом большом корабле находился член реввоенсовета 11-й армии тов. Мехоношин. На одном из миноносцев — Сергей Миронович. Суда шли в кромешной тьме. На море упал туман, и в этой густой молочной мгле люди не видели друг друга на расстоянии десяти шагов. Что говорить о судах?
Мехоношин и Киров переговаривались по радио. Тут-то, в этой темноте, они почувствовали, что в эскадре еше больше прорех, чем казалось вначале. Хуже всего было то, что плохо работало радио. Вдруг получаешь такое радио: «Противник… (перерыв) огонь… (перерыв) помощь…» Чорт его знает что это такое! Судно что ли гибнет совсем рядом? «Огонь» — а выстрелов не слышно. Судно же и не думало гибнуть. Просто радио плохо работало. Радиограммы шли одна за другой, и все это были сплошные ребусы и загадки.
Командующий дает приказание — идти кильватерной колонной, друг за другом. Вдруг корабли начинают рыскать: один поворачивается в одну сторону, другой — в другую. Никто команды не менял. Это у судов переставали работать механизмы.
Принять бой с такими кораблями означало поставить эти корабли под расстрел. Ночью красные суда прошли очень близко от противника, но боя не приняли. На рассвете они появились на виду у острова Чечень.
Утром Киров, Мехоношин и командиры кораблей осмотрелись. Оказалось очень много неприятностей: балтийские корабли были плохо приспособлены к каспийской воде. Вода в Каспийском море содержит больше соли чем в Балтийском. В трубках в паропроводах быстро образовывалась накипь, трубки забивались, пар не проходил, судно теряло управление.

КИРОВ И МОРЯКИ
Сергей Миронович Киров был смелым человеком.
Чтобы победить, он шел навстречу чертовской опасности. Только моряк мог как следует понять, каким рискованным предприятием был выход в море ночью
с этой разнобойной эскадрой «Кто в лес, кто по дрова».
Мужество нужно для наступления, но не меньше мужества подчас нужно иметь для того, чтобы вовремя отступить. Отступить для того, чтобы снова собраться с силами и уже окончательно победить.
Утром выяснилось, что паропроводы забиты солью, что в решительный момент боя корабль может повернуть совсем не туда, куда нужно, по капризу разболтавшегося механизма управления. Сергей Миронович своими глазами увидел, что флотилия — это не столько боевая единица, сколько мишень для снарядов противника, и тогда он так же решительно, как занимал форт Александровский, решил поворачивать обратно.
Операция по взятию форта Александровского прошла удачно, нужно было идти обратно в Астрахань для того, чтобы сохранить флот. Этот флот был еще нужен для защиты Астрахани.
Сергей Миронович был свой человек с матросами. Во время похода он переплавал на всех судах: на крейсерах, на миноносцах, на истребителях и даже на подводных лодках. Матросы все до единого знали Кирова. Опоясанные пулеметными лентами, обветренные, загорелые, буйные, они были готовы в любой момент погибнуть за революцию. Эти люди терпеть не могли никакого отступления. Каждое отступление казалось им предательством. Это был такой народ, которому умереть с кольтом в руке казалось легче, чем подчиняться суровой, тяжелой дисциплине, дисциплине, которая требовала не только атак и наступлений, но и отходов назад.
Это прекрасно знали враги революции: эсеры, анархисты — прямые агенты белых. На Каспийском море орудовала эсеровская матросская организация «Центрокаспий». Агенты «Центрокаспия» были среди матросов.
Когда большевистский флот подошел уже к 12-футовому рейду, матросы были очень возбуждены. Агитаторы «Центрокаспия», как только узнали о том, что Сергей Миронович принял «решение отвести флот в Астрахань, стали шнырять с корабля на корабль и уговаривать моряков не подчиняться командирам. А матросам и без того в тыл уходить не хотелось. Они искренно рвались в бой. Нетрудно было заставить их поверить, что командиры изменяют революции. Этого только и добивались эсеровские агитаторы. Они хотели заставить этим Кирова изменить свое решение — повести флот навстречу английским миноносцам и отдать им всю пловучую силу зашитников Астрахани.
Когда флот подходил к 12-футовому рейду, Киров и Мехоношин были вместе на одном из миноносцев. И тут они узнали, что на «Третьем интернационале» — на самом большом корабле флотилии — дело зашло уж очень далеко. Они узнали, что на этом корабле «братишки» арестовали командира и комиссара.
— Едем! — сказал Киров Мехоношину.
Он отцепил револьвер, который висел у него на боку.
— Так лучше будет,— сказал он усмехаясь.—
А то еще подумают, что мы их расстреливать едем.
Так, безоружные, на маленьком истребителе поехали два большевика к «Третьему интернационалу», который шумел и гудел как встревоженный улей.
По морскому уставу, когда едет командование фронтом, корабль должен встретить его как полагается: под’емом флагов, рапортом. Какое там!
— Посмотри, — показал Киров Мехоношину, — ишь, муравейник какой. Командование едет, а им хоть бы хны. Ну, ничего, как-нибудь договоримся.
Истребитель командования заметили с корабля. Киров видел, как махали там кулаками и кричали: «Долой изменников-комиссаров!» Когда истребитель подошел вплотную к кораблю, сверху спустили трап. Сергей Миронович перестал улыбаться. Он вошел на палубу и сказал:
— Где командир? Что за безобразие на корабле?
Немедленно арестовать командира!
Уж чего-чего, а этого матросы никак не ожидали. Они растерялись и опешили. Ведь командира-то они уже арестовали. Их поразило, что Киров приехал без оружия. Если человек приехал без оружия туда, где ему грозит арест или смерть,—значит, он уверен в себе? Предатели революции так не поступают. Значит, этот безоружный человек по-настоящему верит в революцию. Стоит послушать, что он будет говорить.
Маленькая кучка матросов, которая собралась около Кирова, все росла и росла.
Киров не уговаривал их. Киров не упрашивал их. Не к лицу члену реввоенсовета упрашивать вышедших из дисциплины людей. Никто не помнит точно тех слов, которые говорил тогда Сергей Миронович. Но через полчаса командир и комиссар судна были уже освобождены, а эсеровских агитаторов потащили на их место. Когда остальные суда флотилии узнали, что произошло на «Третьем интернационале», они так же, как и матросы с этого корабля, разобрались в своих ошибках.
Сергей Миронович действовал так, как действовали те люди, у которых он учился: выступить решительно, в решающий момент, в решающем месте. Люди, у которых он учился, были Ленин и Сталин.
Флот ушел обратно в дельту, и в дни, когда решалась судьба Астрахани, он сказал свое веское слово.

Б. Ивантер, по воспоминаниям К. А. Мехоношена